Канон нам почти не мешает
Члены команды «Игра на чужом поле» играли во многие игры, но иногда не хватает одной маленькой детали, чтобы остаться по-настоящему удовлетворенными. Мы решили исправить это. Нет, канон нам не так уж и мешает, особенно, если можно что-нибудь в нем изменить и дойти-таки до высот блаженства. Если вы тоже недовольны тем, как разработчики любят ваших любимок — мы ждем вас!
Название: Слишком много для одной ночи
Канон: The Thief
Пейринг/Персонажи: Гарретт, ОЖП, ОМП
Формат работы: текст
Категория: гет
Жанр: PWP, драма, нуар
Кинки: вуайеризм, намек на эксгибиционизм
Тема тура: роковая женщина/нуар
Рейтинг: R
Размер: 2408 слов
Я мчался по крышам Стоунмаркета привычным маршрутом, почти не разбирая дороги. Перед моими глазами мелькали события минувшей ночи. Иствик, повесившийся у себя в кабинете, напротив стеклянных дверей, через которые было видно его детище — многоэтажную Крепость, столь же гротескную, сколь и грозную. Мой безумный побег от Стражи с адскими боевыми псами, готовыми разорвать меня живьем. Стремительный бег по крышам — я драпал так, словно чуял за спиной зловонное дыхание самого Трикстера. Внезапно провалился прямо в комнату отдыха Стражи. Их было человек двадцать, и все смотрели на меня ошалело. Думаю, в тот миг даже явление Барона не так бы их впечатлило, как моя угрюмая рожа. Не давая им возможности прийти в себя, я тут же помчался дальше, не сбавляя скорости. И последний — самый безумный — прыжок.Ушел.
Затем Крепость. Взрыв на самом верху, куски камня, бомбы, бомбы, еще бомбы, трупы, крики Озаренных. Паровые трубы, грозившие то упасть, то взорваться прямо под моими ногами, а внутри Крепости — огонь, пыль и гарь, от которых я чуть не задохнулся.
Но я пробрался. И нашел Бассо. На тюремном этаже. Он был ранен, скрипел зубами — больше от злости, чем от боли. Уговаривал меня уйти с ним.
Но я уже узнал код шифра к знаменитому Большому Сейфу Барона, и ни одна тварь на свете меня бы не остановила. Огромный сейф, который, по слухам, был набит драгоценностями под завязку и который, как говорили, было невозможно вскрыть.
Я вскрыл.
Почти.
Ловец Воров явился неожиданно, а с ним — целая свора городских стражников, каждый из которых желал лично разгрызть мне глотку.
Я оглушил их всех и завершил начатое. Большой Сейф был взломан. Но внутри не было ни золота, ни побрякушек. Только он. Осколок Камня Примали.
И в тот самый момент, когда я сжал осколок Камня в руке, Большой Сейф сорвался с цепей и рухнул в подвал. Прямо с верхотуры. Со мной внутри.
Что было потом, я не знаю. Провалился то ли в сон, то ли в видения, где со мной разговаривала Эрин. Она призрак, должно быть. Призрак, призванный с того света, чтобы мучить персонально меня.
Когда я пришел в себя, я оказался жив и даже цел. Сейф развалился, а на мне ни царапины, кроме пробитой руки. Гарретт, ты гребаный везунчик, сказал я себе. А теперь вали домой, не то везение, неровен час, закончится.
Луна лила на Город призрачный презрительный свет, от сильного ветра слезились глаза, моя левая рука, пробитая дротиком Ловца, ныла и горела. Хотелось выпить чего-нибудь — даже не горячительного, а обжигающего, раздирающего жаром желудок и затуманивающего мысли. Кажется, дома у меня еще оставался бренди, который я свистнул с барной стойки одного аристократишки в Дэйпорте. Эта мысль приободрила.
И все-таки я хорош.
Я жив. Я выбрался. Я спас Бассо. Я вскрыл сейф Барона. Я раздобыл Примали — то оружие, которое, по словам Ориона, обеспечит победу над чумой. Не то чтобы мне было дело до чумы: каждому дано по судьбе его. Но видение, в котором была Эрин… Я хотел узнать, что случилось со мной. Почему я целый год беспомощной жалкой тряпкой провалялся на мосластых коленках Королевы Воров. И что-то мне подсказывало, что сегодня я стал ближе к разгадке.
Наконец я увидел Часовую башню. Мой дом. Взглянул на небо. Всегда, сколько я себя помнил, небо Города было затянуто тяжелыми свинцовыми тучами из-за сырости окружающих его болот и близости к морю. В последнее время к ним добавился еще и вонючий черный дым от круглосуточно работающих фабрик. Все это оседало в легких и расцвечивало воздух неповторимыми ароматами.
Город-гниль. Город-гной. Город-зловоние. Город-плесень. Мой город.
Сколько еще до рассвета? Два часа? Или всего час? Надо поторапливаться.
Горожане еще спали. Спали богатеи в своих просторных спальнях, отделанных резным черным дубом, со штучным паркетом на полу, об который горничные регулярно стирают себе руки в кровь. Спали больные, объятые Мраком, в бараке Ориона, поминутно просыпаясь и бормоча бессвязные молитвы сами не зная кому — старые боги покинули нас, а в новых никто и не верил. Спали торговцы в районе рынка, даже во сне считая прибыль и расходы и придумывая способы, как бы им впарить покупателям испорченный товар, а грузчикам и писчим заплатить поменьше. Спали аптекари, одурманенные опиумом, пузатые подслеповатые банкиры, чахоточные белошвейки, сумасшедшие поэты, истощенные голодом циркачи.
Бодрствовали только шлюхи. И воры. И те из стражников, которым не повезло оказаться ночью на посту. От них-то я и прятался.
Вот крыша склада, комнатенки мелких торговцев… Переулок Тружеников, который я про себя называю «Переулком Дешевых Шлюх», — здесь каждый вечер стоит одна или две девицы, в одинаковых красных платьях, одни из тех, кому не нашлось места в богатом заведении мадам Сяо-Сяо. Здесь надо быть аккуратнее: держаться в тени, спрыгнуть ближе к каменным воротам, там, где темнота скроет меня.
Вот так. Теперь снова вверх.
Я зацепился Когтем за решетку вентиляции. Подобрался, подпрыгнул. Обогнул ящики, взобрался на приваренную лестницу, липкую от птичьего помета. Справа раздался писк и шуршание — крысы что-то жрали в разбросанном мусоре.
Впереди — метров десять деревянного настила, на который выходили окна дешевых комнатенок, что снимали бедолаги-труженики и те гости Города, которым «свезло» оказаться запертыми внутри Стоунмаркета по личному распоряжению Барона.
Я — уже по привычке — взглянул на то самое окно. Единственное окно на всей улице, не запертое наглухо ставнями. Единственное, что всегда стояло нараспашку.
Сегодня оно светилось ярче обычного. Настолько ярко, что освещало почти все деревянные мостки перед комнатой и даже соседние. Скверно. Незамеченным мне не пробраться.
Я знал это окно, эту комнату и несколько раз видел ее обитательницу.
Все началось с месяц назад. Я привычно пробирался к Площади Часовой башни в сторону Южного Квартала и доков, когда услышал женский голос.
— Представляешь, вчера я видела мужика во всем черном, который пробирался мимо моего окна! Вот потеха!
Я невольно остановился. Мужик во всем черном — это, безусловно, я. Ни один из нашей чернорукой братии, кроме меня, не работает возле Площади, это слишком рискованно. (Или я ошибаюсь? Погано, если так. Стоит уточнить у Королевы.)
Голос раздавался из той самой освещенной комнаты.
Второй голос — тоже женский — что-то ответил, я не разобрал. Первая женщина продолжила:
— Конечно, опасно! Но если не рисковать, жизнь так пресна.
Говорила она с заметным акцентом, акцентом, который я хорошо знал. Иллирия.
Я усмехнулся про себя. Меня, значит, видела, а окно так и не закрыла? Жизнь тебе слишком пресна? Что ж, пеняй на себя, подруга.
Через пару дней я ограбил ее. Красть там оказалось почти нечего — так, брошка да браслет. Но почему-то я почувствовал себя отомщенным.
Я ожидал, что после ограбления она прикроет окно.
Как бы не так.
Грабануть ее еще раз?.. Но, как назло, каждый раз, когда я прокрадывался мимо, она была дома.
Расхаживала перед окном, нагло, смело, словно напрашиваясь на что-то. Читала за столом, накручивая волосы на палец и шевеля губами. Чистила и гладила одежду. Прибиралась. На вид ей было лет двадцать пять, смуглая и рослая, как все иллирийки.
Однажды я увидел, как она спала — при свете свечи, разметавшись по кровати, в сорочке такой тонкой, что скорее пробуждала интерес, чем скрывала ее прелести.
Та еще штучка оказалась. К такой на лихой кобыле не подъедешь — и тебя осадит, и кобылу.
Кто она? Чем занимается? Я не знал. Руки ее были чистыми и здоровыми — значит, не физическая работа и не домашняя прислуга. Не подавалка в таверне — я знал всех слуг и служанок в тавернах Города, и они знали меня. Платья у нее были дешевые, но чистые и новые. Значит там, где она трудится, важен внешний вид. Продавщица в какой-нибудь лавке? Белошвейка? Сестра милосердия, привлеченная сюда по просьбе властей, когда Мрак уже бушевал, а Барон пока еще не прибрал власть в свои руки?
Не то чтобы мне было так уж интересно. Но она словно бросила мне вызов — а вызовы я принимаю.
Сегодня ее окно было освещено ярче обычного. Оттуда доносился шум, смех, шаги.
— Да ты пей, пей, — раздался грубоватый мужской голос. — Специально ведь для тебя достал. Из твоих краев, сладкое.
Крадучись, я приблизился.
Комната была освещена то ли двумя, то ли тремя канделябрами — против обыкновенных одной или пары свечей. Иллирийка была здесь, в темно-красном платье с глубоким треугольным вырезом и двойной ниткой жемчуга вокруг шеи — что в сочетании с ее смуглой кожей выглядело вызывающе, как по мне. Но, должно быть, она так и хотела.
И мужик. Силен, грузен, плечист. Сидел за столом, потягивая винишко, плотоядно посматривая на подругу — а она, кажется, была очень даже не против. А рядом с мужиком, на стуле… Вот дерьмо. Мундир Стражи.
Я сбежал от Ловца, трех десятков стражников, пары боевых псов, пробрался в Крепость сквозь огонь и бомбы. Было бы крайне глупо попасться на глаза стражнику, когда я почти дошел до убежища. Придется обождать.
Я присел возле окна, стараясь не шуметь. Опустил платок, закрывающий половину лица, вдохнул полной грудью. Ароматным воздух не назовешь, но хоть не воняет фабричным дымом или канализацией, как в доках, и на том спасибо.
Раздался шум отодвигаемого стула.
— Ну, с кем хочешь познакомиться сначала — с госпожой Правой или госпожой Левой? — спросила женщина.
Я впервые слышал, чтобы так называли сиськи. Иллирийский фольклор?
— Ах ты шалунья, — проревел мужчина.
Я заглянул внутрь.
Стражник встал, потянулся к подруге широкими сильными лапами, сгреб ее в охапку, начал мять грудь под платьем. Ей, кажется, понравилось. Она довольно засмеялась.
— Садись обратно.
Он повиновался. Она задрала юбку повыше, перебралась к нему на колени.
Подходящий момент, чтобы проскользнуть мимо, промелькнула у меня мысль. Никто из них сейчас не смотрит.
Но я почему-то не смог оторвать взгляд.
Смуглые мускулистые бедра, показавшиеся из-под юбки. Ее длинная шея, гладкая и темная. Руки мужчины на ее талии, на бедрах, на груди. Его самодовольный вид.
В паху приятно потяжелело. Вот же срань!
Мысленно выругавшись, я отвернулся.
Ничего удивительного, если быть откровенным. Сколько у меня уже не было женщины? Последний раз это была Сара из «Гнезда сирены»… Значит, больше двух лет.
Сластолюбивым я никогда не был. Моим главным пороком была и остается безграничная, огненная, необъятная алчность. Деньги. Красивые побрякушки. Драгоценности. Редкие книги. Картины. Иногда я даже не знал, что делать с награбленным, но сама мысль, что эти сокровища теперь со мной, радовала мою порочную продажную душонку.
Но все же — два года воздержания для здорового мужчины срок немалый.
Судя по звукам, они целовались. Смех. Стоны. Какие-то стуки. Скрипы.
В окно я не заглядывал, но и так мог вообразить, что там, — она по-прежнему у него на коленях, ее платье бесстыдно задрано, нитки жемчуга болтаются на потных сиськах. Бутылка вина на столе, подсвечник из пяти свеч, из-за которых я сижу тут, как дурак.
— Раздевайся уже, — нетерпеливо сказала она.
— Тогда слезай, — проревел стражник.
Звук отодвигаемой мебели. Действо, кажется, только начинается. Вот дерьмо.
В моем паху еще сильнее запульсировало. Приятно, конечно, но насколько же неуместно. Глупо. И завораживающе.
Остатки разума шептали мне: Гарретт, загляни в окно, выбери момент, когда они отвернутся, проскользни мимо и вернись домой. А там уже достань член, сожми его поудобнее и слей напряжение — во всех смыслах. Дома, в убежище. А не здесь, идиот.
Член дернулся. Он уже с трудом помещался в штанах. Ощущение было не из приятных.
Раздался скрип, стук, еще один скрип — и женский стон, громкий, полный наслаждения. Член словно ответил на ее стон, еще раз дернулся и окончательно отвердел.
Так уже нельзя.
Я снова заглянул внутрь. Иллирийка сидела на столе, широко раздвинув ноги. Платье ее сползло и обнажило одно плечо. Стражник стоял между ее ногами и трахал ее медленно, но сильно, постоянно сжимая ее большую круглую грудь.
Да пропади оно все пропадом.
Я расстегнул штаны, развязал исподнее, ухватил член в руку, двинул вверх и вниз. Чуть не выругался — забыл снять перчатку. Стянул перчатку зубами. Снова ухватил член.
Первые движения отозвались таким сильным удовольствием, что я чуть не застонал, но вовремя стиснул зубы, зажмурился и отвернулся.
У тебя просто давно не было женщины, подумалось мне, когда первая волна удовольствия схлынула. Просто давно не было женщины. Ничего удивительного.
Иллирийка застонала еще раз. Мужик взрыкнул и пробурчал что-то неразборчивое.
— Ну же, не останавливайся! Сильнее!
Мне стало мало одних похотливых звуков и собственного воображения. Мне нужно было видеть, черт побери.
Мой взгляд остановился на стене противоположного дома. Пожалуй… если я перемещусь во-он в тот неосвещенный угол… Я не смогу продвинуться дальше, но мне хватит места, чтобы остаться незамеченным, и понаблюдать за происходящим. Если, конечно, не издам громких звуков.
Я так и сделал. Одним гибким движением передвинулся ближе к концу настила. Развернулся к окну. Так саму комнату было видно меньше, но парочка просматривалась как на ладони.
Стражник трахал иллирийку, его движения были быстрее, чем раньше, жестче, увереннее. Она хватала его за шею, одна нога обвила его бедро, чтобы усилить контакт.
Плотская любовь редко выглядит эстетично со стороны. Скорее странно и почти уродливо. И все же в этом соитии была какая-то своя, дикая, первобытная красота.
Я, не переставая услаждать себя, сел на корточки — так было приятнее, так наслаждение будет острее, а значит, все закончится быстро.
Иллирийка открыла глаза, прижалась посильнее к любовнику, устремила замутненный взгляд за окно… На мгновение мне показалось, будто она увидела меня. Я сразу же застыл, чувствуя себя полным и совершенным идиотом. Должно быть, картинка со стороны смотрелась живописно — Гарретт, знаменитый вор, был пойман со спущенными штанами и торчащим членом. Все мои чувства карманника — страха, опасности, готовности бежать или сопротивляться, а при необходимости очень дорого продать свою шкуру — обострились.
Но нет, это невозможно. Темнота скрывала меня лучше любой маскировки.
Но что если… дикое предположение, но все же… Что если она специально делает так, чтобы… чтобы кто-то, проходящий мимо… увидел? Я ни хрена не смыслил в эротических извращениях, но краем уха слышал о чем-то таком.
И эта мысль. Дикая мысль. Больная. Слишком правдоподобная. Мысль, что, возможно, она делает это нарочно. Напоказ. Для него. Для мужика в черном, что ограбил ее однажды.
Ощущения захлестнули меня, словно подростка, впервые пробующего женщину. Я зажмурился, стиснул зубы, гася стон наслаждения — наслаждения столь острого, какого я давно не переживал. Капли моего семени упали на гниющее дерево, начали растворяться в мелкой лужице.
Любовная схватка в комнате все еще продолжалась, но мне уже не было до этого никакого дела. Я выдохнул, привел себя в порядок, снова натянул исподнее и штаны.
Кинул мельком взгляд в освещенное окно — иллирийка теперь уже лежала на столе ничком и кричала что-то на своем языке. Глаза мужика были закрыты.
Тот самый момент, чтобы ускользнуть.
Я прокрался дальше по мосткам, к югу, к Часовой башне.
За моей спиной раздался мужской удовлетворенный рев. Женщина же прокричала недовольно:
— Что, уже?
Кажется, кое-кто оказался плохим любовником. Но это не мои проблемы.
Я перепрыгнул на соседнюю крышу, забрался по навесной лестнице. Вот и нужное мне окно.
Думать о том, что произошло, мне не хотелось. Слишком много для одной ночи. Я подумаю об этом завтра.
И, наверное, загляну в это окно еще раз.
Название: Двойная игра
Канон: Dragon Age: Origins
Пейринг/Персонажи: Каллен/ж!Амелл, Каллен/ж!Амелл/Грегор
Формат работы: текст
Категория: гет
Жанр: PWP
Кинки: трисом
Тема тура: постыдная тайна
Рейтинг: NC-17
Размер: 1981 слово
Примечание: автор не помнит, практиковались ли телесные наказния среди храмовников в Круге, но будем считать, что да
В воздухе пахло кислым вином и перепревшей соломой, но это был самый лучший, самый драгоценный аромат на свете. В темноте, под аккомпанемент безумного биения их с Калленом сердец, когда он прижал ее к стене, Солона целовала его, жадно стаскивая с него штаны.Спину холодило, но плевать, она обвила его шею руками, ногами бедра, впуская в себя его напряженный член. Вот так — она откинулась назад, больно стукнувшись затылком, но даже не заметила этого.
Шаги. Солона остановилась, тяжело дыша, на миг потеряв достигнутый ими ритм.
Нет, не показалось.
Солона замерла, чувствуя, как липкий страх остужает жар в промежности. Каллен нетерпеливо куснул ее за мочку уха.
— Тут кто-то есть.
— Что?
В полумраке его глаза лихорадочно блестели. Она зажала Каллену рот ладонью. Теперь она слышала совершенно отчетливо — кто-то удалялся по направлению к выходу из погреба. Никакой ошибки: пусть этот кто-то старался быть тихим, но выдал себя с головой. Уж больно тяжелые у него шаги; как у человека, носящего кованые сапоги.
— Кто-то был здесь. Кто-то нас видел.
Не говоря ни слова, Каллен отстранился и, на ходу застегивая штаны, ринулся к выходу.
Солона поспешно привела себя в порядок, одернула подол мажеской робы, которую надела прямо на голое тело, чтобы порадовать Каллена.
Они украдкой встречались в винном погребе Кинлоха по ночам уже несколько месяцев, чтобы от души потрахаться, и им все еще ничуть не надоело. И вот наконец случилось то, чего они оба боялись, — настолько, что никогда этого не обсуждали. Они попались.
Сцепив ладони в замок, Солона закрыла глаза и пообещала Создателю непременно уверовать в него, если все обойдется.
Вернулся Каллен. Подобрал покрытую паутиной бутылку, отбил горлышко об стену и залпом выхлебал половину.
— С ума сошел? — Солона отняла бутылку, осмотрела ее в неверном свете свечи, убедилась, что там нет осколков, по крайней мере, теперь, и осторожно отпила, стараясь не поранить губы об острые края.
— Грегор.
— Что?
Вино было старое, терпкое, но на удивление не противное.
— Это был Грегор. Я как раз успел увидеть, как он свернул в боковой коридор, видимо, направился в свой кабинет.
Солона выдохнула. Грегор. Хреново, просто очень.
— Ну хоть не Ирвинг, — заметила она, снова осторожно прихлебывая из бутылки.
— Да, Ирвинг бы никуда не пошел, он бы сейчас стоял тут и орал на весь Кинлох.
— Ты уверен?
— В том, что он бы орал? О да, однажды я...
— В том, что это был Грегор.
Каллен сполз по стене, потер лоб ладонью.
— Демон меня раздери. Да.
Солона села рядом, обняла его за плечи, уткнулась губами в висок, чувствуя, как бьется жилка. Каллен был горячим, от их прерванной любовной игры и от волнения. Она поцеловала его, в щеку, краешек рта. Каллен повернул голову, перехватывая поцелуй.
Увлекшись, Солона залезла к нему на колени, позволив его рукам задрать ей подол и развести ягодицы.
— Нет. Мы совсем с ума сошли. А если он вернется?
Тогда хоть потрахаемся напоследок, подумала Солона, потому что завтра тебя отправят в карцер, а меня — в Эонар. Ну, или тоже в карцер. А потом разведут по разным Кругам. Она слыхала, что не везде были такие строгие правила в отношении романов между овцами и стерегущими их псами, и кое-где смотрели сквозь пальцы на подобные связи. Но не в Кинлохе. Рыцарь-командор Грегор был совершеннейшим образцом ханжеской церковной морали.
Внезапная мысль заставила ее вскинуться. Она погладила Каллена по щеке, наклонилась к его уху и зашептала.
***
К ее удивлению, Каллен согласился. Услышав ее предложение, он долго и яростно молчал, затем осушил еще одну бутылку кислого красного, но в целом держался неплохо.
— Ты уверена? — спросил он, наматывая и разматывая пряди ее волос на кулак. — Знаешь...
Он замялся.
— Говори.
— Грегор может быть не в себе.
Солона подавила смешок.
— Конечно, он не в себе, это же Кинлох.
Каллен покачал головой.
— Когда-то давно Грегор участвовал в знаменитой Денеримской резне. Слышала о ней?
Солона кивнула. Ночь, когда были истреблены высокопоставленные маги Ферелдена и их семьи, укрывшие их от загребущих рук Церкви. Ходили слухи, что они затевали государственный переворот, но этого уже никто никогда не узнает. В одну ночь они все были уничтожены. С тех пор больше никто не смел утаивать наделенных даром детей от вечно бдящих Кругов.
— С тех пор, поговаривают, Грегор не всегда умерен с лириумом.
Амелл вспомнила, каким бывал Каллен после приема лириума, его расфокусированный взгляд, замедленную речь. И силу, с которой он брал ее, — дикую, необузданную, точно звериную. Словно остатки контроля покидали его.
Казалось невероятным, чтобы таким становился рыцарь-командор, всегда безупречно сдержанный и строгий. Она испытала легкое, щекочущее нервы возбуждение. Словно соприкоснувшись с запретным.
Она выдохнула. Прохлада погреба заползала под мантию, по телу прошла дрожь.
Это не укрылось от Каллена.
— Выглядишь возбужденной, — сказал он, пристально глядя на нее. Рука, все еще поглаживавшая ее волосы, напряглась.
— Тебе бы тоже не помешало.
Солона провела ладонями по его бедрам, затем взяла его руку в свою. И они пошли.
Все могло не сложиться по сотне независящих от них причин: Грегор мог уснуть; мог уйти бродить по Кинлоху в поисках других совокупляющихся парочек; мог отправиться к озеру Каленхад, остудить затуманенную синей отравой голову. Мог... Да много что мог, и в глубине души Солона надеялась на это. Но он был у себя, в своем кабинете, просторном угловом помещении, где стоял массивный письменный стол, приветливо потрескивал камин, а притворенная дверь вела в крохотную командорскую спальню.
Грегор, одетый в холщовую рубаху и кожаные штаны, сидел на своем месте, невозмутимый и безмятежный как всегда. Перед ним стоял кубок, а на столе виднелась бутылка уже знакомого Амелл пойла — стало быть, за ним рыцарь-командор и спускался в погреб.
Казалось, он совершенно не удивился, завидев их.
Спокойно глядя поверх кубка, он потянулся к бутылке. И тут Солона поняла, что его рука дрожит.
— Что вам нужно? — спросил Грегор. На лбу у него выступила испарина, хотя приятное тепло, идущее от камина, не могло быть тому виной.
— Рыцарь-командор!
Каллен встал перед ним навытяжку, разве что каблуками не щелкнул.
— Мое имя Каллен, имею честь почти год служить под вашим началом.
Несмотря ни на что Солоне стало смешно.
— Я знаю, кто ты, — сказал Грегор, изучающе разглядывая их. — Я, ты сам заметил, вот уже год как твой командир.
Голос Грегора звучал глухо, но обладал такими властными нотками, что Солоне самой захотелось вытянуться в струнку. И ей это нравилось.
Еще больше ей нравилось то, как Грегор смотрит на нее. Неравнодушно.
— Вы нас видели, — сказала она, когда молчание стало тягостным. — Вы были в погребе.
Грегор медленно кивнул, встал, обошел стол, небрежно сел на край.
— Как вы с нами поступите?
Каллен начинал злиться, Солона знала эту интонацию.
Грегор пожал плечами. В полумраке его карие глаза казались тускло-черными. Вдруг до Солоны дошло, что Грегор здорово пьян. Или одурманен лириумом — она не поняла точно.
— Рыцарь-командор, — прошептала она, подойдя к нему вплотную. — Что вы хотите за то, чтобы забыть все, что было этой ночью? — Она выделила «все» как можно более многозначительно.
В наступившей тишине слышно было лишь потрескивание дров в камине и сбивчивое дыхание Каллена. Словно он пробежал много миль в полном доспехе.
Грегор смотрел на нее. От него пахло просмоленной кожей и металлом, а еще, совсем немного, вином и потом.
— Я должен действовать в соответствии с Уставом, — наконец сказал он, отведя взгляд. — Видит Создатель, не потому что хочу. Но я должен.
— Я готов ответить, — сказал Каллен. — Это мой проступок. Я покаюсь и сделаю все, что требуется. Карцер, порка, мне все равно. Но отпустите Амелл, не наказывайте ее.
Еще не хватало, чтобы этот прекраснодушный глупец подставился под плети из-за нее.
— Пожалуйста, рыцарь-командор.
Она опустилась на пол и обняла его колени. Грегор пошатнулся. Солона держала крепко, как-никак ее специальностью была стихийная магия, требовавшая от адептов сосредоточенности и силы, причем не только духа.
— Пожалуйста.
Солона погладила ноги Грегора через тонкую кожу штанов. Мускулистые икры, колени, затем потянулась выше, к бедрам, к паху. Грегор вздрогнул, затем рывком поднял ее с пола и отодвинул от себя, словно боясь обжечься.
— Убирайтесь.
Солона кожей чувствовала, как бесится Каллен.
— Завидуете, а, рыцарь-командор?
Каллен обнял ее сзади, с вызовом глядя на Грегора. Грубовато сжал ее грудь, в другой раз это могло бы быть больно, но сейчас Солона наслаждалась тем, что повиновалась его рукам. И это было игрой лишь отчасти.
Грегор побелел, как полотно.
— Там, в погребе, — Каллен неуловимым движением подхватил край ее мантии. — Подсматривали за нами? Поди, передернули пару раз? Хотите еще раз взглянуть? Когда еще повезет и такое увидите, правда?
Он задрал ее подол до самых подмышек.
В ушах шумела кровь. Солону охватил ужас, смешанный с азартом. Не верилось в то, что они с Калленом вытворяли, но обратной дороги не было.
Грегор уже был рядом, занеся кулак для увесистой затрещины. Каллен с легкостью увернулся. Инерция замаха швырнула Грегора вперед, но он удержал равновесие. Поймав Каллена в захват, он врезал ему под дых с тщательно выверенной жестокостью.
Захрипев, тот бросился на него, сбил с ног, и они покатились по ковру, пиная и колотя друг друга, как мальчишки-первогодки во дворе Круга. Солона наблюдала за ними, кусая губы. Порванная одежда обнажала крепкие мышц. Глухие вздохи, тесно сомкнутые тела, трущиеся друг о друга. Со стороны все выглядело так, словно это страстный поединок изголодавшихся любовников.
Наконец Грегор, как более сильный — или менее утомленный, — взял верх, прижал Каллена к полу, удерживая за запястья. Они замерли, тяжело дыша, затем Каллен подался вперед и коснулся губами губ Грегора. Солона вздрогнула, пропустив удар собственного сердца. Каллен целовал своего рыцаря-командора, стеснительно, почти целомудренно, вовсе не так, как обычно ее, но это было настоящее, неподдельно чувственное прикосновение.
Ошеломленный, Грегор не сопротивлялся, будто время вдруг стало вязким и оплело его своей паутиной. Грудь его напряглась, словно он боялся вдохнуть.
Не давая ему опомниться, Солона опустилась рядом с ними и обняла за шею, прильнула, так, чтобы он не смог пошевелиться. Запустила ладонь Грегору за пояс, другой стянула с него штаны, сладко выдохнула его имя, сжала вздыбленный член, водя ладонью взад и вперед. Каллен оторвался от Грегора, перекатился в сторону, встал на колени позади нее, положил руки на бедра, вынудил приподняться. Вошел в нее плавным толчком, скомкав задранную мантию на талии.
Грегор сел, привлек Солону к себе и поцеловал, удерживая ее лицо в ладонях, вставил язык ей в рот, нежно посасывая поочередно то верхнюю, то нижнюю губу. Его бородка щекотала ей щеку. Разорванная в драке рубашка висела лохмотьями, обнажая твердую грудь и мускулистый живот. Белые выпуклые шрамы вычерчивали спутанный узор на его торсе, и Солона, лаская, прослеживала их пальцами, а затем припала ртом, словно пробуя на вкус.
Каллен не торопился, медленно двигая бедрами, позволяя ей ласкать и облизывать член Грегора и при этом отвечать ему, подаваясь навстречу его движениям. Потом Грегор ловко очутился между ними, оттеснив Каллена, заставив лечь навзничь между ее разведенными ногами. Теперь он брал стоящую на четвереньках Солону сзади и делал это жестче и злее, чем Каллен, грубо вгоняя в нее член, словно желая отплатить за что-то. Она глухо вскрикивала, вся сжимаясь в такт его толчкам, подставляла шею его грубоватым поцелуям.
Каллен ублажал их языком и руками, не делая различий ни для кого из них, и, видит Создатель, Солона не подозревала, насколько он в этом талантлив.
Они утратили счет времени. Кончив, Солона услышала чей-то тихий смех, но не разбирала чей, чей-то горячий язык проникал в нее, чья-то рука сжимала грудь, чьи-то пальцы властно удерживали за шею. Все это не имело значения. Они двигались как единое целое, целовались, смеялись, нашептывали непристойности.
Узкое окно-бойница налилось утренней сизой мутью. Кинлох просыпался, оживая стуком шагов, шорохом мантий, сонными приглушенными разговорами.
Это отрезвляло. Солона прижималась лбом к влажной от пота груди рыцаря-командора, а оголенным бедром касалась паха Каллена. Вдыхала запах мужского семени, скованная двойным кольцом мужских рук. Ей хотелось, чтобы это мгновение длилось вечность. Но так, конечно же, не могло быть.
Они лежали рядом, глядя на потолок, потемневший от старости и сухой паутины. Наконец Грегор встал, натягивая штаны, и Солона с удовольствием рассмотрела его голый зад, тугой и округлый.
Подойдя к столу, он сделал жадный глоток из пыльной бутыли, обернулся к ним, глядя перед собой с каким-то странным выражением, смесью горечи и сожаления.
Затем посмотрел прямо на них, и лицо у него сделалось бесконечно усталым, отчего складка у рта стала резче и словно острее.
— Просто убирайтесь, — сказал он, отвернувшись.
Каллен ушел первым, пряча глаза и небрежно поправляя одежду. Солона же, выждав, когда дверь за ним тихо закроется, подошла к Грегору, молча поцеловала его в колючую щеку.
И вышла.
Название: Шерсть
Канон: Ведьмак
Пейринг/Персонажи: Кармен/Винсент
Формат работы: текст
Категория: гет
Жанр: Hurt/Comfort
Кинки: кинк на мех
Тема тура: прогулка с питомцем, постыдная тайна
Рейтинг: PG-13
Размер: 813 слов
Примечание: немного авторских домыслов про оборотней
Солнце почти целиком скрылось за крышами Храмового квартала, лишь тонкая кромка диска еще виделась над коньками городской тюрьмы.Кармен вздохнула и заперла дверь.
— У нас есть полчаса, — сказала она обернувшись.
— Я предпочитаю уйти заранее, ты же знаешь. — Винсент как всегда был хмур и старался не встречаться с ней взглядом.
Кармен еще раз вздохнула.
— Знаю. Тогда садись есть.
На столе уже ждала обильная пища — сытная, плотная, в основном мясные блюда. Винсент часто говорил, что это бесполезно, но Кармен все равно продолжала ее готовить в надежде, что хоть чуточку да ослабит вечный голод, что терзал его по ночам.
Перед уходом Винсент поцеловал ее. Он делал так всегда, но от смеси нежности, горечи и отчаяния, что сквозили во вкусе поцелуя, перехватывало дух каждый раз как в первый.
Всю ночь Кармен провела на работе, следя за порядком, образумливая клиентов, разбирая ссоры девочек, проверяя бухгалтерские книги. Но ее душа была не здесь. Мысленно она скользила по городским крышам, рыскала в темных переулках, пряталась в подворотнях. И когда она под утро вышла через потайную дверь, которой пользовалась она одна, то обнаружила за крыльцом темный силуэт. Как всегда.
Кармен осторожно — на этом настаивал Винсент — подошла, убедилась, что лежащая на земле фигура человеческая, и наклонилась к нему. Наскоро ощупала — пальцы мгновенно стали грязными и липкими — и потрепала по плечу. Он замычал.
— Винсент, светает. Надо зайти, — тихо прошептала она, подныривая под его руку.
Из его груди вырвался стон, но он с трудом оттолкнулся от земли и встал с помощью Кармен. Они проковыляли в дверь, по узкой лестнице поднялись на второй этаж и укрылись в ее комнате. Кармен аккуратно опустила его на пол у большой бадьи с заранее согретой водой и заперла дверь на засов. Подошла, помогла раздеться, стаскивая грязные лохмотья, в которые превратилась его одежда.
Когда однажды она спросила, почему бы ему не выходить голым, ведь никаких штанов не напасешься, Винсент странно посмотрел на нее и сказал, что одежда — это человеческое. Монстры не носят одежду.
Он был весь в крови, грязи и клочьях шерсти.
Кармен привыкла к этому зрелищу, но все равно каждый раз боялась, что это окажется его кровь. Она взяла смоченную ветошь и стерла самые большие корки грязи. Винсент старался не шевелиться лишний раз, но ему все равно приходилось двигать конечностями, переваливаться с боку на бок. Каждый раз он при этом стискивал зубы, чтобы не застонать.
Кармен вновь помогла ему подняться и пересесть в бадью. Она поливала его водой из ковшика, терла мочалкой и тихонько мурлыкала. Запустила пальцы в его редеющие волосы, выбирая из них шерсть, мусор и ссохшуюся кровь. Она никогда не видела его волком — Винсент настрого запретил, предупредив, что это может быть опасно, — но Кармен часто представляла, как пропускает густую шерсть сквозь пальцы, как зарывается в нее лицом. Воображала, какой он горячий, и как она прижимается к нему всем телом. Мягкий мех и твердые мышцы под ее руками были почти реальны в такие моменты, она почти ощущала их, и это помогало Кармен переждать холодные ночи, когда его не было рядом.
В тайне Кармен собрала немного клочьев шерсти, которые счищала с него каждый раз, отмыла их и собрала в мягкую, пушистую кисточку. В минуты одиночества и тоски, она любила щекотать себя этой кисточкой, скользить вдоль изгибов тела, дразня чувственными, едва ощутимыми прикосновениями. Она никогда не доводила себя до разрядки, но тем слаще потом было заниматься любовью с Винсентом. Она очень ждала их совместных ночей. Винсент не казался ей уродливым или страшным в любом облике, и в глубине души она думала, что он никогда не причинит ей боли. Но проверить он конечно не позволит.
Когда с купанием было покончено, она проводила его к своей кровати и слегка помяла мышцы, чтобы снять болезненное напряжение. Дала напиться. А потом он уснул мертвым сном. Кармен легла рядом и тоже задремала.
Ее не слишком заботила вторая натура Винсента. Она принимала его таким, он ей нравился таким, и она ни за что не променяла бы его даже на обеспеченного дворянчика. Вот только сам Винсент был несчастлив. И очень переживал за нее, а ей никак не удавалось убедить его, что у них все хорошо.
Через пару часов, когда ему пора было на службу, он обстоятельно переодевался в форму, которую давно стал хранить у Кармен. Немного пожевав губу, он, как и обычно, сообщил:
— Один убийца и четыре грабителя. Мирные жители не пострадали.
Кармен кивнула. Этот отчет был нужен самому Винсенту, ее же мало волновали чужие жизни. Но он хотел, чтобы кто-нибудь всегда знал, и этим кем-то стала Кармен. Она не возражала, полагая, что так тоже немного облегчает его жизнь.
Перед уходом Винсент, как обычно, поцеловал ее — не так горько и отчаянно, как накануне, но столь же нежно.
— Спасибо. Ты настоящее сокровище, Кармен, — сказал он. И не добавил, но она и так это знала: «Я люблю тебя». Она тоже не стало ничего говорить, только тепло улыбнулась.
А еще через пару часов пришел ведьмак с очередным рецептом лечения от ликантропии.
@темы: 2 тур, Thief, The Witcher, гет, фанфикшен, кинк: вуайеризм, кинк: групповой секс, кинк: эксгибиционизм, Игры. Кинки. Упорос, командное участие, кинк: мех, Dragon Age
-
-
29.11.2020 в 22:27Ооо, абсолютно нуарно!
Двойная игра
Не моя трава, ну нисколько не моя трава. Но все-таки начала читать, потому что уже люблю коллектив авторов и доверяю вашему вкусу)) Все равно, внутренне готовилась дропнуть если что, но знаете? От души подрочила
Шерсть
Снова не знаю, кто эти
людиперсонажи, но история очень понравилась)) Так трогательно, мило и душевно!Спасибо, команда!
-
-
03.12.2020 в 10:54Притча про то, что на каждую хитрую асексуальную жопу найдется свой кинк )
Спасибо, автор
И да, нуарная атмосфера весьма удалась.
-
-
03.12.2020 в 22:14